Умирать от рака страшно. Не менее жутко наблюдать, как мучительная болезнь убивает кого-то из твоих близких. Что делать, если рак пришел в вашу семью, как пережить это испытание, если страшный диагноз поставили вам или дорогому для вас человеку, выяснял журналист VSE42.Ru.
Кузбасс занимает третье место в Сибирском федеральном округе по заболеваемости злокачественными новообразованиями на 100 тысяч человек. Это данные на конец 2019 года из ежегодного статистического сборника "Злокачественные новообразования в России". К сожалению, более свежей информацией Министерство здравоохранения Кузбасса на август 2021 года не располагало.
Однако региональный Минздрав предоставил более актуальные цифры о количестве онкологических больных, зарегистрированных в Кузбассе. Так, в конце июня 2021 года в регионе их проживало 61 357 человек. При этом в конце 2020 года число онкобольных в Кузбассе составляло 68 257 человек, в конце 2019 года – 65 610 человек, в конце 2018 года – 63 432 человека, в конце 2017 года – 54 662 человека. То есть, проще говоря, число онкологических больных в Кузбассе растет из года в год.
Увеличение пугающих цифр можно объяснять по-разному. В том числе хорошим уровнем диагностики онкологических заболеваний и их ранним выявлением. Что, впрочем, сомнительно при 40% дефиците врачей в Кузбассе. Информацию об этом в сентябре 2021 года со ссылкой на областной Минздрав опубликовал "Интерфакс". Так, по данным ведомства, "укомплектованность штата врачей в государственных медорганизациях составила 62,7%, среднего медперсонала – 73% ˂...˃ В перечень дефицитных входит около 80 специальностей, в том числе онкологи. ˂...˃ В абсолютных цифрах дефицит врачей составляет 1 тыс. 832 человека, среднего медицинского персонала – 757 человек".
На основе этих данных можно сделать вывод: ситуация с онкологией в Кузбассе, мягко говоря, не радужная, и улучшить ее, учитывая отрицательную динамику последних лет, в ближайшее время вряд ли удастся. Но эту плачевную картину мы обрисовали не только для того, чтобы обратить внимание читателей на проблемы в региональном здравоохранении.
Цифры высокой заболеваемости раком говорят в том числе о том, что шансы каждого из нас попасть в страшную статистику возрастают от года к году. Если не в качестве онкологического пациента, то как его родственник или знакомый. И независимо от того, посчастливится ли излечиться от рака, уйти в длительную ремиссию (период течения хронической болезни, который характеризуется значительным уменьшением или исчезновением ее симптомов) или погибнуть, нам и нашим близким придется пережить в лучшем случае непростое время борьбы с тяжелым заболеванием, в худшем – мучительную смерть.
Однако, оказывается, даже этот сложный период можно прожить "правильно". Сначала мобилизуя силы для борьбы с онкологией, а потом, во время ремиссии, максимально сохраняя душевное равновесие, чтобы преодолеть страх возвращения болезни. Мало того, даже человек, которому не удастся излечиться и предстоит отправиться в путешествие туда, откуда не возвращаются, может подготовиться к уходу и провести последние дни на этом свете максимально счастливо и полно. Как это сделать, мы спросили у новосибирского кризисного психотерапевта, онкопсихолога Надежды Матушкиной. Специалист также рассказала, как родным и близким поддерживать онкобольного с максимальной для него пользой, а в случае трагического исхода пережить утрату.
Рост количества больных онкологией в регионе пугает всех. Однако безликие цифры – это одно. А вот судьба каждого отдельно взятого человека – совсем другое. Здоровый человек вряд ли может представить себе в полной мере уровень физических и душевных страданий, которые прячутся за бездушной статистикой заболеваемости раком. Онкологическим больным и их близким приходится выдерживать колоссальное напряжение, замешанное на депрессии, тревоге, отчаянии, зачастую оставаясь с бедой один на один. Надежда Матушкина уверена, что хорошую поддержку раковым больным и их родным могут оказывать психологи, а точнее онкописхологи – специалисты, чья работа ориентирована именно на людей с онкологией.
– Если говорить об особенностях взаимодействия именно с онкологическими больными, то онкопсихология предполагает помощь непосредственно в больницах, где люди проходят тяжелое лечение – курсы химио – и лучевой терапии. Задача психолога в данном случае – поддержать пациента, помочь ему пережить этот сложный период. Кроме того, онкопсихологи оказывают паллиативную помощь – работают с неизлечимыми больными. Существует и еще одна сфера онкописхологии – терапия на стадии ремиссии, когда клиент работает с уже пережитым опытом болезни и тяжелого лечения, – объясняет Надежда Матушкина.
Работа с каждым больным имеет свои нюансы. Так, если человек в настоящий момент борется с онкологией и у него есть все шансы уйти в длительную ремиссию и в итоге полностью излечиться, то онкопсихолог помогает ему и его семье найти ресурс продолжать эту борьбу. Если же человек неизлечим и находится в паллиативном статусе, то специалист действует в нескольких направлениях. Например, оказывает поддержку и помогает найти ресурс до последнего часа наполнять жизнь смыслом. Другой путь, если человек к нему готов, проработка глубинной темы умирания. Когда же клиент находится в ремиссии, то вместе с онкопсихологом он работает с пережитым опытом близкой встречи со смертью.
– Немного подробнее остановлюсь на том, чем работа онкопсихолога с людьми в ремиссии отличается от работы с паллиативными пациентами. Разница в основном состоит в запросах. Поскольку жизненный срок паллиативного больного ограничен, то основная задача такого человека – не растерять ресурсы и дожить до конца. Чаще всего неизлечимые клиенты не идут глубоко в исследование смерти. Когда я была волонтером, то столкнулась всего с несколькими случаями, когда паллиативные больные хотели копать в глубину: анализировать жизнь, что-то переосмыслять. Чаще всего неизлечимые больные, готовящиеся к уходу, нуждаются в поддержке, позволяющей продержаться это время и не "рассыпаться". Разговоры с помогающим психологом дают возможность найти внутренние ресурсы, наметить планы. Когда у человека есть планы, ему проще держаться. Они могут быть самыми простыми, но очень важными в это период. Например: "В следующие выходные дочка приедет", "Нужно встретить Новый год", "Хочу увидеть весну". То есть мы вместе с пациентами ищем зацепочки, которые позволяют ему жить. Это основная задача людей в паллиативном статусе, – рассказывает онкопсихолог.
У человека, который находится в ремиссии, задача другая. По словам Надежды, люди, пережившие лечение от рака, обычно хотят разобраться со своей жизнью, что-то переосмыслить, поменять. Правда, иногда они пребывают в заблуждении, думая, что если поработать с психологом, то болезнь больше никогда не вернется.
– К сожалению, так не бывает. Если человек в ремиссии пройдет курс психотерапии, это совершенно не гарантирует, что с ним больше никогда ничего не случится. Я всегда говорю своим клиентам: "Психотерапия – это не замена лечения в больнице. Если вы думаете, что разберетесь со своими внутренними проблемами и с вами больше никогда ничего не случится, то это большое заблуждение". Многим тяжело это принять. Так происходит, потому что людям важно обладать иллюзией контроля над своей жизнью. Но мы заболеваем, просто потому что заболеваем. Иногда психотерапия помогает, онкозаболевание может нести в себе психосоматический компонент, но лишь компонент. Но это не доказано наукой, это нельзя гарантировать со 100% уверенностью. Поэтому лечение в больнице – это основное. Психотерапия – в помощь, – говорит специалист.
Но чаще всего, по словам Надежды, люди в ремиссии приходят к психологам, чтобы разобраться со своей жизнью, сделать ее более качественной. Она считает, что это самый правильный подход.
– Рак может вернуться, а может не вернуться. Но в любом случае, встретившись с тяжелой болезнью, человек осознает, насколько скоротечна жизнь и как внезапно она может закончиться. Поэтому он хочет научиться жить здесь и сейчас, проживать полноценную жизнь, – объясняет Надежда.
Самый мощный стресс человек испытывает в тот момент, когда врач озвучивает ему диагноз – онкология. С этого момента в его душе начинает нарастать тревога.
– Состояние человека сильно меняется, когда он узнает об онкологическом диагнозе. Объективно – это крайне тревожная ситуация. За тревогой всегда стоят страхи. У взрослого человека их может возникать множество, особенно, когда он сталкивается со смертью. Эти страхи полезно озвучить. Например, честно спросить себя: "Чего я боюсь?". И так же честно ответить: "Я боюсь, что лечение не состоится, что оно не поможет, что исход будет летальным. Я боюсь, если умру, мой ребенок останется без помощи. На ком повиснет моя ипотека и т.п.?", – считает Надежда.
В первую очередь она рекомендует озвучить свои страхи, исследовать, обсудить с близкими (партнером, родителями, детьми) и договориться, что можно будет предпринять, в зависимости от развития ситуации.
– Кроме того, у человека, который узнал об онкологическом диагнозе, могут возникать такие чувства, как обида и злость. И это тоже естественно. Испытывать страх, злость, отчаяние можно. Часто окружение транслируют онкологическому больному такую программу: "Давай не будем думать и говорить о плохом, злиться, бояться, расстраиваться. Давай настраиваться на то, что все будет хорошо. Мысли позитивно". Это совершенно неправильная, коварная и, я бы сказала, вредная позиция. Если настраиваться на позитив, а страх и злость прятать внутри, они никуда не исчезнут. Они все равно там будут. Любой нормальный человек, столкнувшийся с околосмертным опытом, будет злиться, бояться и переживать. И эти чувства не должны оставаться внутри. Не поможет, если вы будете их прятать. Наоборот, их нужно выплеснуть: поплакать, позлиться, одним словом, отреагировать. Это совершенно здоровая реакция. Испытывать отчаяние можно. Если дать выход чувствам, они рано или поздно иссякнут и станет легче, – рассуждает онкопсихолог.
Надежда уверена, что на стадии постановки диагноза жизнь не заканчивается. Даже в этот непростой момент можно увидеть дальнейшие перспективы.
– Как бы банально это ни звучало, очень важно найти в себе силы бороться. Пока еще все неплохо, пока еще не приговор, мы ищем силы, чтобы бороться. Они нужны, чтобы пережить операции, тяжелейшие курсы химиотерапии и т.п. А чтобы найти силы бороться, нужно вспомнить, для чего я живу и для чего мне стоит жить дальше. Иногда очень простые житейские вещи помогают найти эту спасительную ниточку, за которую можно держаться: ради детей, ради любимых, ради того, чтобы дописать диссертацию, чтобы старенькой маме помогать, да все что угодно. Как одна моя клиентка говорила: "Кто будет кормить мою кошку, если я умру?". Чем больше пунктов, ради чего мне стоит жить, удастся насобирать, тем лучше, тем крепче мы удерживаемся в этой жизни, – говорит Надежда.
Но как бы ни стремился онкологический больной оставаться на плаву, узнав диагноз, жизнь его после этого меняется кардинально. Трансформируется как эмоциональное состояние самого человека, так и его отношения с окружающими. В частности, он может столкнуться с социальной изоляцией.
– Те, кто находится в стадии ремиссии и может в ретроспективе поделиться переживаниями дней борьбы с болезнью, вспоминают, что у них жизнь разделилась на "до" и "после". Я не видела случаев, когда было бы по-другому. Это не значит, что если человек в устойчивой ремиссии, то в душе у него тьма, тлен и постоянный страх смерти. Нет. Но человек, который пережил околосмертный, мощный травматический опыт, всегда делит жизнь на "до" и "после". Так же, как человек, который переживал серьезную аварию или внезапную потерю близкого. Кого-то такой опыт меняет больше, кого-то меньше. Но перемены случатся в любом случае. Например, человек жил, работал, радовался, печалился и вдруг столкнулся с опытом приближения к смертельной черте… Это заставляет его глубоко заглянуть в себя, понять, что здоровье и жизнь – очень хрупкая штука. Человек начинает более детально смотреть, как он живет, куда движется. Опыт онкологии заставляет о многом задуматься. Поверхностного отношения к жизни у такого человека уже не будет, – отмечает Надежда.
Кроме того, опыт болезни делит жизнь на "до" и "после" не только у самого пациента, но и у всей его семьи. Для близких онкология одного из членов семьи становится потрясением, в связи с чем пациент начинает ощущать изоляцию. У человека есть близкий круг – семья. А есть дальний – коллеги, знакомые, приятели. И люди, которые столкнулись с онкозаболеванием, рассказывают о том, что многие их контакты в период лечения переставали существовать. После того, как окружающие узнавали, что человек болен, они отдалялись и переставали с ним общаться. Надежда Матушкина объясняет это так:
– Когда человек видит в своем окружении онкобольного, то у него включается страх собственной смерти. А он не хочет к ней прикасаться. Иногда он даже не осознает, что происходит, но начинает избегать онкобольного знакомого. Он чувствует, что что-то не так, что общение с другом или знакомым, у которого кто-то тяжело болеет в семье или болеет он сам, вызывает тревогу. Человек иногда даже не осознает причин своего избегания, потому что смотреть на возможную смерть невыносимо, – говорит онкопсихолог.
Надежда считает, что винить человека, который отстраняется от больного товарища, нельзя.
– Можно лишь сожалеть о том, что в нашей жизни смерть настолько табуирована и кажется настолько неестественной, что распадаются человеческие связи, дружба. Это очень странно, особенно, если смотреть на подобные процессы глазами психолога, который работает со смертью, находится в контакте с людьми, которые очень близко подошли к ней. Например, я понимаю, что смерть – это естественная, неизбежная часть жизни. Это базовая данность. Если ты родился, значит, ты умрешь. Не факт, что ты выйдешь замуж, что у тебя будут дети, что ты станешь известным и богатым. Все под вопросом. Но то, что ты умрешь, можно сказать со стопроцентной уверенностью. При этом наше общество делает вид, что смерти не существует. Именно поэтому люди часто отворачиваются от близких, которые очень близко подходят к смертельной черте, – рассказывает Надежда.
И тем не менее справиться с социальной изоляцией можно, по крайней мере, когда речь идет о ближнем круге. Специалист рекомендует самому разговаривать с родными, объяснять им некоторые вещи.
– Есть ближайший круг, который, как правило, не "отваливается". Это дети, родители, партнеры. Те, кто помогает, ухаживает, ищет деньги на лечение. Чтобы уменьшить ощущение изоляции, можно какие-то вещи им проговаривать. Часто близкие уходят в материальную помощь (зарабатывание денег, поиски врачей и т.п.), но отворачиваются эмоционально. Потому что так проще пережить беду: лучше делать что-то конкретное, чем оказывать психологическую поддержку больному. Конечно, нужно делать все: и собирать деньги, и врачей искать. Но есть и другой момент. Важно общаться и проводить время с человеком, как было раньше, до болезни: посидеть чай попить, с ребенком поиграть, в парке погулять. Если родственники сами не догадываются это делать, нужно их об этом просить. Изоляция заключается в отказе от прежней жизни. И иногда нужно просто напомнить о ней родственникам, – говорит Надежда.
Но если близкие люди не готовы оказать психологическую поддержку, то стоит поискать сообщество, где можно говорить обо всем. Например, сообщества онкобольных, с которыми можно обсудить проблему изоляции. По мнению Надежды, нужно общаться с другими пациентами, делиться опытом, проживать сложные чувства.
И все же некоторых людей болезнь побеждает. Лечение не помогает, и им приходится учиться принимать тот факт, что скоро жизнь прервется. Но Надежда Матушкина считает, что можно помочь человеку и в паллиативном статусе.
Несмотря на то, что жизнь людей в паллиативном статусе, как правило, ограничивается относительно коротким отрезком времени, большинство из них не хотят обсуждать с психологом тему смерти. Почему?
– Очень многие признают факт предстоящей смерти, но предпочитают об этом не разговаривать. Кто-то осознает это тяжело и не готов сталкиваться с пугающей темой. А психолог всегда идет за клиентом. В любой терапии есть такое правило. Специалист может рекомендовать обратиться к какой-то теме, в том числе и к теме умирания, но никогда не настаивает, – отмечает Надежда.
Однако такая работа может быть полезной и заметно изменить эмоциональное состояние человека перед уходом, поможет решиться на какие-то важные для последних дней поступки.
– В первую очередь, когда люди идут в тему смерти, то это помогает им наметить те вещи, которые они хотели бы сделать за оставшееся время. Иногда это важный разговор с близкими, иногда это письма своим детям в будущее, иногда желание с кем-то встретиться. В основном это касается отношений с близкими и важными людьми. Кроме того, паллиативный клиент в последние месяцы и дни жизни может решить какие-то житейские вопросы, успеть сделать то, что откладывал, – рассказывает онкопсихолог.
Вообще психолог способен во многом помочь человеку в паллиативном статусе. Единственное, что не под силу специалисту, – научить не бояться смерти.
– Мы все боимся смерти. Страх смерти – это абсолютно нормальная вещь. И можно прийти к принятию своей конечности. До принятия человек переживает разные тяжелые чувства: ужас, отчаяние, злость, обиду, которая обычно выражается в вопросах: "Почему это случилось со мной? Почему я ухожу раньше времени?". Их задают даже очень пожилые люди. Но, проживая эту бурю чувств, негодование, можно прийти к большему принятию своей конечности, к большему согласию с ней. Но, несмотря на это, тревога и страх неизвестности будут присутствовать в любом случае: "Что я буду чувствовать? Пойму ли я, что умер? Я успею осознать, что умираю или что умер, или ничего не буду осознавать?". Вопрос в степени страха: либо это ужас, который вызывает оцепенение, либо это нормальный страх, с которым можно быть в контакте: "Да, мне страшно умирать, но что поделаешь, придется", – говорит Надежда.
Надежда считает, что близкие могут оказать поддержку человеку, переживающему онкологическое заболевание. Для этого есть два пути. Первый основан на пожеланиях самих онкобольных пациентов. Например, их ранит, когда родственники и друзья вообще не спрашивают о заболевании и делают вид, что все в порядке. А с другой стороны, им тяжело, когда окружающие говорят только о болезни, при встрече делают постные лица, брови домиком, начинают причитать.
– Это все очень расстраивает онкобольных пациентов и приводит их к изоляции. Они жалуются: "Либо со мной перестают общаться, либо делают вид, что ничего не происходит, либо постоянно жалеют. А я встречаюсь с людьми, чтобы пожить обычной жизнью". Я бы рекомендовала близким онкобольных людей соблюдать баланс: справляться о том, как идет лечение, спрашивать о самочувствии, моральном состоянии. Это важно. Здоровье – основная тема в период болезни в жизни человека. Если есть желание поддержать, то игнорировать эту тему не стоит. Позвольте онкобольному человеку поделиться чувствами, но не давите лозунгами "Ты поправишься! Все будет хорошо! Будь на позитиве!". Лучшая фраза поддержки: "Я только могу себе представить, как тебе сейчас непросто, но я рядом, я с тобой". С другой стороны, не стоит сосредоточиваться только на болезни. Нужно оставлять какие-то вещи, которые объединяли вас раньше: рассказать о своих делах. Спросить не только про рак, но и как дети, как родители. То есть темы, на которые вы общались прежде, тоже уместны, – объясняет Надежда.
Среди клиентов Надежды Матушкиной, как мы уже говорили, есть находящиеся в стадии ремиссии. Эти люди должны на протяжении многих лет проходить регулярные обследования, чтобы в случае возвращения болезни вовремя вновь начать лечение. Но каждый такой скрининг сопровождается колоссальным стрессом, связанным со страхом, что анализы будут плохие, что болезнь вернулась.
– Я работаю со многими людьми в ремиссии, которым объясняю, что нельзя вдруг перестать бояться. В любом случае страх будет присутствовать, и это нормально. Бояться обследования – это нормальная история. По-другому не может быть. Как показывает моя практика, за этим страхом, как правило, стоит непрожитый опыт заболевания. В этом случае важно помочь человеку прожить эти чувства постфактум. Объясню подробнее: человек заболел, и фактически ему пришлось выживать. Ему некогда было разбираться с чувствами. Но в период ремиссии, когда болезнь отступила, нужно обязательно это сделать: отгоревать то, что с вами произошло. И когда человек много говорит о болезни, вспоминает, как он впервые узнал о диагнозе, как он болел, тяжело лечился, это помогает ему прожить чувства, свойственные периоду болезни, и начать меньше бояться повторных обследований, – объясняет онкопсихолог.
Так, Надежда говорит, что во время первого скрининга договаривается с клиентами, чтобы те сразу сообщали ей, как получат результаты анализов. Так человек получает поддержку, которая не дает ему провалиться в панику. Но спустя год-два, по словам специалиста, все меняется. Отправляясь на обследование, пациент обходится уже только легкой тревогой.
– То есть, если человек позволяет себе проживать эти чувства из прошлого, вместо страха остается волнение, – уточняет Надежда.
Не надо забывать, что близким онкобольного человека тоже бывает непросто переживать это событие и они нуждаются в помощи. По словам Надежды Матушкиной, узнав о болезни родственника, люди чаще всего принимают на себя роль "спасателей": начинают искать хороших врачей, клиники, собирать деньги, договариваться с фондами.
– За бурной и, безусловно, полезной деятельностью обычно скрывается и уход от собственных чувств: "Я боюсь, что мой близкий человек умрет. Меня страшит, как изменится моя жизнь, если его не станет. Мне страшно, потому что я не знаю, что делать. Мне жутко от того, что тема смерти появилась в моей жизни". Разумеется, это не значит, что не надо спасать родного человека. Спасать совершенно необходимо. Мало того, иногда такая деятельность, помогает родным и близким пережить тяжелое время. Ведь они, как и сам больной, испытывают душевные страдания и нередко нуждаются в психотерапии. Особенно это необходимо родителям, чей ребенок заболевает онкологией. Малыш не до конца понимает, что с ним происходит. А вот мама и папа все понимают. О родителях таких детей должна быть особая забота, – говорит специалист.
Надежда Матушкина уверена, что на стадии лечения ребенка родителям как минимум нужна психологическая поддержка с последующим уходом в терапию. Если возможности получить такую помощь нет, то нужен человек, который будет искренне об этом разговаривать с мамой и папой больного ребенка. Это может быть подруга, друг или кто-то еще. Одним словом, какое-то доверенное лицо, с которым можно поделиться тем, что тревожит. Если такой человек будет, то это здорово, считает Надежда.
Что же происходит с людьми, которые стали свидетелями смерти близкого человека после болезни, сопровождавшейся мучительными страданиями?
– Когда человек долго и тяжело болел, его родные испытывают смешанные чувства. С одной стороны, его смерть для них облегчение, с другой – большое горе. И это горе придется пережить, проходя все стадии. К сожалению, жизнь чревата смертью. Такое может произойти с каждым. И горевать нужно столько, сколько потребуется. А если невыносимо, идти в терапию. Но и испытывать облегчение после мучительной болезни близкого нормально. Наша психика так устроена: после того, как нам было тяжело, мы испытываем частичное облегчение, понимая, что все закончилось. Когда мы видим, как наш близкий человек страдает, мы тоже мучаемся. И когда наступает конец, это не может не вызывать облегчения. Но это не отменяет того, что мы сильно горюем и страдаем. Проживать и те, и другие чувства естественно. Просто нужно их сделать "легальными" внутри себя, разрешить себе их переживать и делиться ими с психотерапевтом или очень близким кругом, – объясняет Надежда.
Специалист замечает, что на горевание по близкому человеку потребуется время. Кроме того, нужно понимать, что, когда уходит кто-то родной, активизируется и наш собственный страх смерти. В связи с этим мы можем начать что-то переосмыслять, переоценивать свою жизнь. Особенно, если смерть родственника пришлась на время нашего собственного кризиса среднего возраста.
– Возможно, это приведет к чему-то хорошему, к каким-то выводам, решениям, которые мы сможем воплотить в жизнь после того, как пройдет горе. Сроки горевания по умершему разные. Самое тяжелое горе – смерть ребенка. В среднем оно длится не менее трех лет. По супругу обычно горюют два-три года, по родителям – два года. Бабушек, дедушек, друзей чаще всего оплакивают в районе года. Но это лишь примерные сроки. Здесь все очень индивидуально. Бывает так, что горе затягивается. По каким-то причинам человек не может его прожить. Например, женщина говорит: "Со смерти мужа пять лет прошло, а я никак не могу оправиться и начать жить". Это звоночек о том, что что-то идет не так. К этому моменту уже могла бы наступить стадия принятия, но человек где-то застрял и не прожил связанные с горем чувства. Ему, скорее всего, понадобится помощь психолога, – объясняет Надежда.
– К сожалению, в России онкопсихология развита плохо, она не входит в систему здравоохранения. В основном это волонтерская помощь, – говорит Надежда.
Действительно, какую поддержку могут оказать "один врач-психотерапевт и один медицинский психолог", которые, как следует из ответа регионального Минздрава, работают в Кузбасском клиническом онкологическом диспансере им. М.С. Раппопорта? Вряд ли качественную и глубинную, даже при всем желании. Напомним, что в настоящий момент в Кузбассе живут 61 357 людей, страдающих онкологией. Прибавьте сюда их родственников, которые находятся в не меньшем стрессе, чем сами пациенты, и эту цифру смело можно умножать как минимум на три.
Здесь можно возразить, что помощь онкопсихолога за деньги доступна всем. Но в том-то и дело, что лечиться от онкологии в России дорого. В попытках спасти близких от мучительной болезни семьи продают квартиры и другое имущество, ведут благотворительные сборы. Здесь уже не до оплаты услуг психолога. Осталось бы, как говорится, на пропитание.
Несмотря на то, что поддержка онкопсихолога помогает найти ресурс жить и бороться как онкобольным, так и их близким, государство не заботится об эмоциональном состоянии этой категории граждан. Да и имеет ли смысл что-то требовать от властей, если в Кузбассе не хватает даже врачей-онкологов?